Кристина Курченкова

Какого цвета твой танец?

Красные блёстки суетятся. Скачут, сталкиваются, капризничают, соблазняют и хохочут. На мгновение остановятся, подмигнут, а затем переливаются, кровавеют, вспыхивают, опять срываются, летят, крутятся. Красные фонарики плохо слушаются ритма, они слишком разошлись, просто не владеют собой. Может, они немного пьяны? Бегут, спотыкаются, падают, взлетают, и всё смеются, смеются...

У зеркала сидел мальчик.

Вот только что женщина чуть не утонула в море шелка, атласа, бархата, парчи, газа, опять шелка, в блестящих, радужных, серебряных, золотых, туманных, прозрачных волнах.

Откуда он здесь взялся?

Женщина крикнула ему, чтобы он отвернулся. Это непристойно, она не одета. Ах, ее платье именно на том стуле... но мальчик продолжал сидеть, глядя в зеркало. Прямо на женщину. Она снова бросилась в цветные волны и вынырнула плюшевой, пушистой, домашней.

Мальчик перебирал бусы.

Женщина сказала, что он маленький негодник, что однажды он вырастет в большого негодяя (она знает таких дюжину). Она спросила, где его родители и что ему нужно в ее гримерке.

Мальчик по-прежнему смотрел ей в глаза. Одной рукой он держался за спинку стула, за платье, всё из разноцветных блёсток. Другой рукой перебирал бусы.

Женщина сказала, что если мальчик хочет молчать, он может молчать, что ей всё равно, что его плохое воспитание не её проблема, а проблема его родителей, что ей скоро на сцену и для этого нужно переодеться, что мальчику следует оставить её в покое, что он напоминает ей кого-то, что он мог бы сказать хоть слово, что он симпатичный, но очень большой негодник для своего возраста.

Мальчик поднял руку от бус. Ладонью он рисовал на зеркале какие-то непонятные, тайные символы. Другой рукой гладил платье. Он медленно переходил пальцами от одного цветного кружка к другому. И вдруг судорожно сжал кулак. Оторвались, полетели, кружась и вспыхивая, искры.

Белые блёстки застенчивые. Разрешите пригласить вас на строгий невинный вальс. Не обидный. Белые огоньки тихие, напевные, неторопливые. Могут показаться холодными. Но нет, доверчивые, хрупкие. Ледяные? Нет, хрустальные. Скромные и щедрые — зеркальные. Дрожащие и неуверенные в первом вальсе.


* * *

Девочка Иоланта подняла руку от букета роз. Кончики пальцев почувствовали пульсацию алой, малиновой, оранжевой, желтой, зеленой, пестрой крови. Чуть касаясь лепестков, она изучила их нежность. Ей кажется, она поняла. Не уверена.

Запомнила радужные крылья бабочки — чуть касаясь. Бабочка не заметила, не потеряла драгоценной пыльцы, взлетела — потом — зацепила щеку, чуть касаясь, заглянула в глаза, запуталась в волосах, поднялась выше, выше, всё выше, потерялась на ветру. Вздохнули розы, лепестки разочарованно вздрогнули.

Никто не видел. Она видела. Ее пальцы почувствовали толчок. Толчок.

Чуть касаясь, провела ладонью по земле. Ни одна песчинка не двинулась с места. А она улыбается. Странная.

Всегда она такая. Тянется к облакам сирени, окунает лицо в ряд тюльпанов, обнимает куст пионов, ласкает дрожащие ромашки, не боится строгости роз, запоминает резкий аромат хризантем. Чуть касаясь, а потом долго держит пальцы перед глазами, будто рассматривает, будто от пальцев отражается цвет.

Ну скажите, зачем слепой столько цветов?!

— Как тебя зовут?

— Иоланта.

— И ты совсем-совсем ничего не видишь?

— Совсем-совсем.

— Вот даже меня не видишь?

— Не вижу.

— А его?

— И его.

— А что ты делаешь?

— Я разглядываю цвета.

— Ой, это ты так играешь? Как будто?

Она была самой богатой. Так казалось тогда. Сотни цветов для единственной слепой дочери посадила мать. Бусы, обручи, стеклышки, монетки, прозрачные шарики, цветные камушки, лоскутки ткани (бархатные заплатки и атласные ленточки). Как волшебница (а точнее, околдованная принцесса), Иоланта сидела в сказочном саду, высыпала свои сокровища на колени, перебирала бусы, прикладывала их к лицу, слушала, как звенят в руке стеклышки, трогала, подносила к глазам...

И все равно не видела цвета.

— Радуга! Радуга! Смотрите, радуга!

— Иоланта, а какого цвета у меня нос?!

— Она слепая, как крот. Иоланта — крот!

— Не подходи к этой ведьме! Врет, что слепая! Кто дотронется, у того выскочит бородавка...

— Мама, а ее Боженька наказал?

— Зачем тебе этот браслет. Ты всё равно его не видишь. Я возьму себе.

— Иоланта с мамой идет! Бежим! Кто последний — тот жаба волосатая!

— А спорим, я дотронусь до ее калитки?

— Иоланта, а ты все цвета знаешь?

— Иоланта, смотри, мы убили твоего брата — крота!

— Иоланта, какого цвета солнце?

— Иоланта...

Какая богатая Иоланта!

У нее есть бусы цвета птичьего крика. Она смотрит в зеркало, отражающее запах опавших листьев. К ней залетает ветер, сотканный из лепестков синей розы. Иоланта раскрашивает бархатные ленты разноцветным шепотом и знает, что у вечернего смеха тридцать четыре оттенка.

В копилке Иоланты — липкие брызги красок, острые осколки спектра, две горсти мягкой радуги и четыре сотни вопросов. А к Иоланте вопрос вечером и навсегда только один.

— А какого цвета падающая звезда?

— Цвета боли.

И бросится солнце падающей звездой в реку. Так быстро, неуклюже (аж неловко), так опрометчиво, что удивленная радуга останется висеть на всю ночь. Так и будет светить до утра. Не опомнится. Радуга. В ночном небе.

Разобьется шкатулка Иоланты. Разлетятся капли красок во все стороны. Не соберешь...


* * *

Синие блёстки: танго в сумерках. Как небо осенью. Два шага. Остановка. Наклон головы. Свет утонул в синем. Глаза. Пропали. Глаза. Танго. Стол, свечка, засохшая роза. Шаг. Тишина или молчание? Кто-то спешит, ступеньки, листья, листья... Глаза. Поцелуй. Танго. Три шага, поворот. Улыбка. Наклон головы. Тень. Не верьте. Осень, ответ, тишина. Танго. Темно-синий.

Женщина рассердилась. Она крикнула, что мальчик испортит ей наряд, что она будет жаловаться его родителям, что если всё устроила та курица с голосом гриппозной гориллы, то мало ей не покажется.

Мальчик больше не смотрел на женщину.

Но женщина быстро успокоилась. И замолчала. Она испуганно разглядывала мальчика.

Мальчик сидел перед зеркалом и водил по лицу руками.

Женщина сказала, что он напомнил ей кое-кого, одну девочку из детства, слепую девочку. Женщина спросила, как зовут мальчика и почему его родители не идут за ним. Женщина сказала, что мальчик может взять себе ее бусы, если они ему так понравились.

Мальчик молчал.

Женщина молчала.

Открылась дверь.

Женщина улыбнулась большому грустному мужчине. Женщина сказала, что рада видеть у себя маэстро, что он так редко заходит... Женщина сказала, что ах, она догадалась, что сын так похож на отца (очень симпатичный), что мальчик хорошо себя вёл, что она всё же рада, что наконец нашлись родные мальчика, потому что ей скоро на сцену, что они очень мило поговорили, что мальчик слишком молчалив, но стеснительным его не назовешь (здесь женщина лукаво улыбнулась и погрозила пальцем). Женщина сказала также, что отец нашелся бы гораздо быстрее, если бы мальчик отвечал на вопросы.

Женщина говорила что-то еще, но мужчина не слушал, он быстро подошел к мальчику, провел рукой по его волосам, оторвал ладони от лица. И только когда мальчик успокоился на его руках, мужчина извинился, ответил, что это действительно его сын, что мать мальчика ушла от них вчера, что мальчика не с кем было оставить, поэтому пришлось взять с собой, что они больше не будут мешать, что в следующий раз мужчина закроет свою комнату на ключ, а лучше найдёт наконец няню, что мальчик действительно очень молчаливый, что мальчик не может быть другим, потому что он глухой и слепой.

Затем мужчина взял мальчика на руки и ушел.

Женщина сосредоточенно наблюдала, как перед зеркалом кружатся оторванные блёстки от радужного платья.

Желтые блёстки: празднично. Включили свет, зажгли огни. Ярко, ослепительно. Желтые лампочки. Открыто, бесстыдно, нагло, как будто пригоршня монет смеется, смеется заразительно, громко, рассыпчато и неестественно. Вспыхнут оранжево молнии, апельсиново-спело, золотисто-желто, солнечно. И пропадут. И вдруг — взрыв: стремительно, неудержимо, огненно. Болезненный, сумасшедший желтый.

* * *

Танцуй. Ты не виновата.

Помнишь, как ты танцевала для Иоланты? Так нелепо подпрыгивали твои тощие косички, юбка надувалась, как парашютик. А сколько вдохновения было в твоей простой и древней песенке! Танцуй сегодня так же. Пусть растрепанные косички прячутся под золотым париком, твое платье сегодня — лишь две горсти цветных блёсток. Доверься им, и они всё сделают за тебя.

Ты не виновата. Просто в глаза бьют прожекторы. Не бойся. Танцуй на ощупь. Вот видишь, твоя песенка тебе поможет, как всегда. Зал смотрит на тебя. Их глаза — камешки в спину, близкий гром (а спрятаться негде), холодный ливень, проклятие друга, бабочка с оторванными крыльями (какая мерзость!).

Ты не виновата. Ты думаешь, что чувствовала Иоланта, когда ты пела для нее свой танец? Может, она ловила руками струи воздуха, брызги песка из-под твоих ног?

Ты не виновата. Не закрывай глаза. Сегодня весь мир смотрит на тебя. Мелькают цветные огоньки. Не останавливайся, танцуй, танцуй! Тебе нельзя остановиться. Ведь что ты ответишь, когда Иоланта, чуть касаясь, чуть-чуть касаясь упругой грозди сирени, осудит тебя вопросом:

— А какого цвета твой танец?

Об авторе


Кристина Курченкова — редакторка, переводчица, прозаик. Родилась в 1979 году в Минске. Окончила факультет журналистики Белорусского государственного университета. Работает в филологическом журнале «Роднае слова», редактор отдела литературы. Рассказы и статьи публиковались в газетах и журналах Беларуси, в частности в «Звязде», «Нашай Ніве», «Дзеяслове», сборниках прозы. Участвовала в переводе на белорусский язык «Властелина колец» Дж. Р. Р. Толкина, «Принцессы-невесты» У. Голдмана. Авторка книги рассказов «Словы навобмацак». Живет в пригороде Минска.